Пристрелка (геодезия)

Каждый городской массив является суммой всех предыдущих и образует сомнительную перекличку навылет с прочими мегаполисами. На 30 градусе долготы автор исследует как в быту интерполируется тотальность России как организма, переживающего новый виток существования. Наиболее значительный вектор представленных в зине работ, сделанных и отобранных Коробовым, – чуткая внимательность к деталям и вписанность в представленное географическое положение.

Владивосток для фотографии обладает явной ценностью недокументированности. Хобби автора, проживающего на хребте сопки, – коллекционирование ошибочных фрагментов, отражающих по аналогии реалии обездвиженности, ненаполненности, вакуума. Его лейтмотивом становится напряжение, насыщенность динамизмом.  Выборка кадров относит нас к деталям будущего сражения на заснеженных полях северного Армагеддона – противостояния Владивостока с собственным прошлым. Город-двойник открывается в обнаженном и стерильном пространстве.

«Выше стропила, плотники»

Зин Дениса Коробова своим названием предполагает феноменологическую редукцию к пустому наименованию поселения. В нём происходит постепенное опустошение пространства, утрата ведущих осей, замена устаревших лекал на соединение с небесными. Данный процесс связан непосредственно с сущностным переходом самого города. Трансформации поддается пространство, где ностальгическая знаковая система разжилась мириадами артефактов, ввергающих объектив в область комического и космического. Автору удается разбить город на квадраты, геодезические поля, промаркированные страницами. Как и на действительной карте, мы видим лишь синтезированную апперцепцию, квинтессенцию реального, зашифрованного знаками.

Денис выбирает авангардный метод метамодернизма для передачи экзистенциальной надежды: через пастиш деталей и рифленую, обломанную структуру, он добивается произведения портала, переносящего в иной город, в мегалитический Владивосток будущего, землю обетованную. Моисеем-проводником выступает особенная линеарная аномальность как исчезновение прямоты под давлением натурального освещения. Вместо резкого представления «того, как было», Коробов обращается к барочной складке пространства (закрученной форме), к феномену композиционного сопряжения – особенной шкатулочности, распыления деталей в построенной им системе координат.

Его снимки являются межевыми камнями на тропе очищения. Через семантические поля советского нарратива наблюдатель проходит постепенно через чистилище абстрактных пейзажных зарисовок к Новому Иерусалиму, утопически воплотившемуся в мегаломаническом фото моста Золотой Рог.

Обожженность светом

Особенная напоенность светом фоторабот достигается за счет применения аналоговой техники. Денис намеренно использовал дилетантский аппарат восьмидесятых, добиваясь сходства с черной коробкой человеческого сознания, куда просачивается информация и диссоциируется в пустоту мироздания. Этим подчеркивается атеистическое мировосприятие автора, тогда как  холодный свет придаёт особенную «заброшенность» в деградирующую окружающую среду. Катастрофическое состояние экологии компенсируется нарочитой вылизанностью до блеска объектов, переводящих их в состояние фантомности. Нереальность и Призрачность становятся ключевыми состояниями проявленного мира.

В фотографиях присутствует ироничность, переходящая в гротеск. Так, две ракеты, на которых качается смеющийся ребёнок, могут быть интерпретированы как отказ человечества от покорения межзвездных пространств и переход на уровень инфантильного сознания, не желающего жить осмысленно. Тревожность выделяется в компоновке работ, парном чередовании снимков по принципу «горячо» – «холодно», отрицая стабильность как постулат бытия. Тут мы отмечаем, что работы намеренно сингулярны и затягивают наблюдателя в воронку, приводящую к неоценивающему состояния ума, и, как результат, к спокойствию.  Светлость снимков символизирует беспечный оптимизм в будущем, уверенность в победе прогресса над тщетой. Детали картинки искажены, и сквозь них просачивается иная, пяти-шести-семимерная пространственность, включающая в себя вибрации потустороннего мира с утратой доминанты боли и отчаяния, сомнения и колебания.

Коробов широкими планами представляет угрозу обезличивания пространства техникой, усмиряющей биологическое начало. Техничность, в том числе, выражена в бесконечном уменьшении масштаба планов, в стремлении к нулю. Автор воспевает современный пафос стерильного представления объекта как предсказуемого при задании ему четкого, никогда не изменяемого набора свойств. Линии обладают тенденцией к закручиванию в спирали, подтверждая, таким образом, новейшие физические исследования по теории струн.

Постапокалиптический облик наблюдается в сильном ауреальном эффекте – свечении вокруг предметов. При помощи него происходит смещение фокуса, дематериализация, сдвиг к пустому пространству: таков итог сатори, состояния перманентного просветления. На него четко указывают заключительные кадры зина.

«Хорошо ревновать в добром всегда…»

Заслугой Коробова следует считать запечатление качественного скачка, происходящего в настоящее время на территории России. Этот период носит название «Русского Ренессанса». Под сумрачной бетонной плотностью подавленной плоскости зреет нечто совершенно иное: пост-информационный океан безмолвной роскоши и дизайнерского шика. Спасителем следует считать простого человека, чей зоркий взгляд помогает ему замечать недостатки в окружающем его мире и исправлять их тотчас же.

Использование представленных работ представляет собой любопытное испытание для эстетов. Автору представляется наиболее удачным их использование в качестве огромных настенных панно в комнатах для тишины и уединения гигантских комплексов мегакорпораций . Молитвенное уединение очень точно отражает преобладающую эмоциональную окраску фоторабот. Они обладают уникальной характеристикой прозрачности, так называемой Lucidity, что облегчает созерцание и непосредственное переживание неповторимости индивидуального сознания. У зрителя при длительном рассмотрении может даже развиться состояние ясности и гармоничности связей, спрятанных в толще Бытия.  Вероятно,  в помощи при достижении указанных состояний заключается несомненная терапевтически-психологическая ценность зина «Владивосток», ибо  современный арт-объект не может не быть утилитарным.

Фото: Денис Коробов